Что тому причиной?
Реальная воля народа, жаждущего замкнуться в своей национальной идентичности, знать и видеть рядом только «своих»? Модное политическое поветрие, обусловленное общеевропейским движением к ослаблению властного насилия в политике? Игры элиты, которая никак иначе не может заявить о своей значительности, кроме как бряцанием национальных доспехов? Или ущемленность экономического толка: мы такие богатые, вот если бы все наши богатства оставались у нас, мы бы так зажили?!
Экономическая ущемленность присутствует в каждом из случаев: и в Каталонии, и в Ломбардии с Венето, и в Шотландии. Но скорее это обоснование выдвигаемого требования, эмоциональная раскраска лозунга, чем причина. Говорить о модности таких шагов просто странно – бывают, конечно, и в политике заразные болезни, но тут дело никак не инфекционного характера. Если и сравнивать это с болезнью, то с внутренней, связанной с перенапряжением, износом органа. И что же, вот так сразу, одновременно сносились «органы» совершенно различных стран?
Остаются народ и элиты. Желание народа – и элиты как проводник и осуществитель его воли, так?
Но может быть, наоборот: желание элит – и народ в качестве тарана, чтобы проломить дверь в новую жизнь, где элита обретет новую, более высокую, по своему ощущению, форму бытования?
Простой человек в своей повседневной жизни вовсе не так озабочен национальной самоидентичностью, как элита. Он делает свое простое рабочее дело – крутя ли баранку, проводя ли хирургическую операцию, – и для него важнее всего сделать это дело, сделать так, чтобы и хорошо, и деньги на жизнь заработать. Человек элиты занят вопросами высшей пользы, больших стремлений, утверждением себя в качестве гуру, и бряцание национальными доспехами – лучший и кратчайший путь к завоеванию высших позиций в своем общественном сегменте. При этом истинные причины своей национальной озабоченности человек элиты прячет чаще всего и от себя самого.
Жить в просторном доме комфортнее и приятней, чем в доме с давящими стенами и низким потолком. Страна, состоящая из многих народов, – не коммуналка с общей кухней и единственным туалетом, куда нужно отстоять очередь, а просторный мир, по разнообразию которого можно путешествовать без дополнительных сложностей в виде виз и «сложностей перевода», целые вселенные иной культуры, которые доступны так же легко, как твоя собственная. Национальные межличностные трения – конечно, неизбежная плата за жизнь в такой «империи», но выше ли их степень тех трений, что можно назвать социальными и сугубо личностными? Нередко эти трения теми самыми элитами и поддерживаются. Что же до экономических выгод при «разводе» – это ведь еще бабушка надвое сказала. Новое государство – новые условия всей жизнедеятельности, новые законы, получить печаль там, где ждешь радости, – дважды два.
Но, собственно, что мне, российскому гражданину, до Каталонии, Ломбардии с Венето да Шотландии? Отвечу.
Это во мне дает себя знать застарелая боль от обвала той империи, в которой прошла бо́льшая часть моей жизни. Нет, я прекрасно понимаю, почему ушла Прибалтика, и другие бывшие республики, в том числе и Украина с Белоруссией, но ни в одной из нынешних рвущихся в вольное плавание европейских стран-областей нет тех причин, что были в Советском Союзе. Одно лишь эгоистическое желание элит. Похмелье для народа, возбужденного и увлеченного ими, будет и тяжелым, и долгим и, вероятней всего, перейдет в конце концов в депрессию.
Ваш,
Анатолий Курчаткин
